— Девяносто три Пятнадцать, — тихо повторил Уна.

Послы вновь принялись заканчивать друг за друга фразы:

— Так ее называл регент…

— …Но наш дом называется иначе.

— Узрите! — Все вместе они воздели к небу руки, скрытые рукавами. — Это Генна.

— Наш дом.

— Семя, где мы переродимся и прорастем…

— …Чтобы рассеяться среди звезд.

+Им нельзя доверять.+

Центурион стиснул зубы. Мысль Тетиса пронзила разумы Пожирателей Миров подобно короткому приступу мигрени. Необузданному, могучему дару библиария недоставало тонкости, которую можно развить лишь за многие десятки лет обучения у Вориаса и других старших библиариев. От такого вторжения у центуриона закололо в глазах.

+У меня нехорошее предчувствие, братья мои. Я чувствую в их разумах… холод и отчужденность, непостижимую для меня.+

Магон выслушал предупреждение своего брата, и ни один мускул не дрогнул на его лице. За спиной тихо заскрипел керамит, когда воины нервно переступили с ноги на ногу. Безмолвное послание брата-библиария и отталкивающий вид эмиссаров заставили воинов крепче сжать рукояти оружия.

— Выражайтесь яснее. — Центурион в упор посмотрел на Уну сверху вниз. — Я не понимаю. Где регент? Отвечайте.

— Как мы ни старались… — Теперь их голоса зазвучали печально, и послы опустили глаза. — Он тоже не понял…

— …Где мы сейчас…

— …Куда мы идем…

— …И по какому пути должны прибыть туда.

— Мы посчитали, что столь фундаментальные разногласия невозможно решить миром.

По спине Магона пробежал знакомый холодок. Доспех тут же отреагировал, впрыснув центуриону в кровь боевые стимуляторы, обострившие чувства.

— Мы сделали все возможное… — продолжил Уна.

— …Чтобы расширить его горизонты, вытянуть за рамки его ограниченности…

— …А затем, когда наши усилия не возымели эффекта, — чтобы регент не испытал неудобств.

— Пожалуйста, будьте уверены…

— …Он не почувствовал боли…

— …Когда погибла его телесная оболочка.

Неуловимым движением центурион приставил острие копья к горлу Уны. Оронт принял третью боевую стойку без щита, слегка опустив левое плечо и удерживая топор вертикально справа. Чемпион сжал кулаки, и двигатели под кожухом топора взревели, раскручивая противонаправленные парные ленты, усеянные наточенными зубьями.

— У нас нет причин для раздора, — продолжил Уна все тем же невыразительным тоном и задрал подбородок. Двое других повторили его движение, открывая горло клинкам. — Никто не повинен в том, что наш путь и путь вашего Императора не совпадают.

— Мы не желаем войны…

— …Мы желаем жить сами по себе.

— Не стоит печалиться об этом.

— Вы пойдете своей дорогой, а мы — своей.

— В конце концов… — сказал Уна, чуть опустив голову, чтобы встретить взгляд Магона. В его широко распахнутых глазах теплилась надежда. — Какое дело песочным часам…

— …До отдельной песчинки?

И тогда центуриону открылась истина. Неудачным движением геннец укололся о наконечник копья. Выступившая на шее Уны крошечная капелька сползла к воротнику, но жидкость имела отнюдь не насыщенный красный оттенок живой человеческой крови.

Из ранки вытекла струйка водянистой бледно-янтарной жидкости, совершенно не похожей на кровь людей.

— Ты не человек, — сурово процедил Магон, до хруста сжимая в руках древко копья.

Уна наклонил голову. Лицо его по-прежнему выражало едва ли не младенческое спокойствие.

— Конечно, я человек, Магон из Двенадцатого.

— Конечно, я человек…

— …Это всего лишь оболочка.

— Лишись я руки…

— …Перестал бы я считаться человеком?

— Разве человечность определяется лишь данной нам от рождения плотью?

— Разве вы не…

Наконечник копья вышел с обратной стороны шеи Уны, исторгнув потоки чужеродной янтарной жидкости. Оронт обрушил ревущий зубьями топор на второго геннца и раскроил того от ключицы до паха. В тот же миг Ганнон подскочил к третьему и уложил его стремительными взмахами парных клинков. Все было кончено в мгновение ока.

Центурион выдернул копье, и Уна рухнул навзничь. Его лицо оставалось умиротворенным, пока живительная влага охряного цвета вытекала на пол.

Ганнон хмыкнул, подтолкнув носком убитого геннца:

— До жути правдоподобные истуканы, а? Выглядят точно, как мы.

— Как и отражение в зеркале, — ответил Оронт, — но ты же не назовешь его человеком.

— Вообще-то, — Ганнон ухмыльнулся под маской шлема, — нас самих нельзя назвать людьми, первый топор. Только с большой натяжкой. Слишком далеко мы от них ушли.

— Довольно!

Голос Магона тут же пресек все сторонние разговоры. Когда центурион водрузил на голову шлем, в ухе негромко щелкнул входящий вызов по закрытому вокс- каналу, а на визоре загорелась знакомая руна.

— Хорошо, что мы взяли с собой твоего новоиспеченного лексикания, — сказал Кхарн.

Советник примарха нагнулся и поднял за воротник изорванной мантии верхнюю часть геннца, разрубленного Оронтом.

— Не учуй он так скоро, кем на самом деле были эти твари, нам пришлось бы до сих пор выслушивать их загадки.

Низкий голос восьмого капитана звучал спокойно и тихо. Кхарн крайне редко проявлял сильные эмоции, и открывшаяся им правда о геннцах не вызвала у него и намека на удивление или гнев — вообще ничего. В голосе Кхарна слышалась обычная отстраненность, даже усталость, как будто порожденная не одним лишь физическим напряжением. Магон взглянул на брата и представил его лишенное шрамов узкое лицо под шлемом, чуть приподнятые уголки губ и никогда не улыбающиеся глаза.

— Я возвращаюсь на «Завоеватель». — Кхарн повернулся и, волоча за собой мертвое тело, направился той же дорогой, которая привела воинов сюда. — Нужно сообщить отцу как можно скорее.

Купол вновь раскрылся, и перепад давления высосал весь воздух в космос. Прежде чем выйти наружу, Кхарн оглянулся через плечо:

— Тебе бы поторопиться обратно на «Песий клык», Магон. Теперь ты уже должен знать, что он скажет и что будет потом.

3

Покои примарха окутывала темнота. После своего обнаружения — события, которое сам Ангрон даже в относительно светлые времена называл не иначе как пленением, — он методично уничтожил каждый источник света в огромном зале, и никто не посмел войти сюда и заняться ремонтом или заменой. И сейчас Кхарн вновь спускался в эту непроглядную тьму по растрескавшимся мраморным ступеням, как и в день первой встречи с генетическим отцом.

Здесь рев сердца «Завоевателя» отдавался лишь слабой вибрацией. Сырой холодный воздух вместе с кромешной тьмой придавал залу сходство с первобытной пещерой.

Сверхчеловеческое зрение Кхарна и авточувства доспеха приспособились мгновенно, и взгляду капитана открылось разрушенное убранство покоев: иззубренные осколки расколотых колонн и глубокие воронки, выбитые в стенах. Даже в шлеме Кхарн ощущал тяжелые запахи, висевшие в воздухе, а когда обнажил голову, они хлестнули его обоняние со всей силы. В зале пахло обожженным металлом и камнем, но явственнее всего чувствовался терпкий насыщенный аромат ангельской крови.

Здесь был кто-то еще.

В паре шагов от лестницы стоял Пожиратель Миров. Его доспех насквозь пропах обеззараживающими веществами, а от навязчивого гудения силовой установки и глухих щелчков хирургических приборов, выраставших из-за спины воина, подобно конечностям жуткого механического паука, кололо уши. В ровном зеленом сиянии инфопланшета, встроенного в массивный наруч, широкое лицо, иссеченное шрамами, показалось Кхарну зловещим, почти отталкивающим на фоне окружающего мрака.

— Галан, — коротко кивнул он апотекарию.

— Приветствую, советник, — ответил Галан Сурлак, поднимая взгляд от наруча и повторяя почтительный жест.

Кхарн смотрел мимо него, в самый плотный мрак.

— Старший.

Предводитель тех, кто Пожирает Миры, сидел на корточках в дальнем конце зала, где темнота сгущалась в непроглядный мрак. Оба воина видели лишь контуры его спины и необъятных плеч, которые порывисто вздымались и опускались в такт дыханию, проходящему меж стиснутых железных зубов с влажным урчанием. Как Кхарн ни напрягал улучшенное зрение, он не мог пронзить тьму, окутавшую силуэт отца: она казалась чем-то большим, нежели простым отсутствием света.